примечания:

   ⁴⁰   О мистериях египтян (лат.)

   ⁴¹   духовная плотность (лат.)

2. Ибн Хазм из Кордовы

Кордове выпала честь быть родиной одного из наиболее значительных представителей мусульманской культуры Андалузии X-XI вв., сложной личности, многочисленные аспекты которой нашли отражение в ее произведениях. Был Ибн Хазм поэт; Ибн Хазм мыслитель, богослов, критически настроенный историк религий и философских школ; Ибн Хазм моралист; Ибн Хазм юрист. Дози охарактеризовал его как vir immensae doctrinae (мужа необъятной учености). Нам он интересен как философ-платоник и историк религий. Абу Мухаммед Али Ибн Хазм родился в 994 г. в семье, принадлежавшей к высшему обществу Кордовы; сам он возводил свое происхождение к некому персу Язиду.

К сожалению, в апреле 1013 г. Кордова была захвачена берберами. В июне того же года Ибн Хазм потерял отца. В результате мятежа против господства Омейядов Ибн Хазм был изгнан из Кордовы, а его богатства были конфискованы. Таким образом, уже в двадцатилетнем возрасте он был вовлечен в политику и был одним из наиболее верных сторонников омейядской династии. Он нашел прибежище в Альмерии, возглавив движение в поддержку принца Абдуррахмана IV, являвшегося легитимным наследником трона и воевавшего со своим родственником Ибн Хаммудом. Однако принц погиб в битве, где его армия потерпела поражение, а Ибн Хазм попал в плен. Вскоре ему вернули свободу.

Никогда не предававшийся унынию, Ибн Хазм бежал в Шатибу (Ксативу). Здесь он обрел мир и безопасность, позволившие ему написать восхитительную книгу о любви "Ожерелье голубки" (Таук аль-Хамама), являющуюся одновременно его интимным биографическим дневником, где он между прочим открывает травму своей молодости, долгое время хранившуюся им в тайне - юношескую любовь к приемной дочери своих родителей. Ибн Хазм всегда сохранял верность делу благородных Омейядов⁴², считая их единственной легитимной династией. Он был одним из самых близких стронников принца Абдуррахмана V, взошедшему на трон под именем аль-Мустаджира в 1023 г. Тогда же Ибн Хазм стал его визирем. Увы, на очень короткое время. Через два месяца, в феврале того же года, аль-Мустаджир был убит, а Ибн Хазм вновь изгнан из Кордовы. Всякая надежда на реставрацию правления Омейядов была потеряна. Ибн Хазм отошел от политической деятельности и посвятил себя науке. Он покинул этот мир в 1063 г.

Книга "Ожерелье голубки" доставила Ибн Хазму репутацию одного из наиболее знаменитых адептов платонизма в исламском мире. Его блистательным предшественником был Мухаммед ибн Дауд Исфахани (ум. в 909 г.), о книге которого, озаглавленной "Китаб аль-Зухра", мы уже говорили выше. Вполне вероятно, что в библиотеке замка Ксативы, где пребывал Ибн Хазм, имелся экземпляр этой книги. Он ссылается на тот отрывок этой книги, где Ибн Дауд намекает на платоновский миф из диалога "Пир": "Некоторые адепты философии полагали, что Господь создал каждый дух, придав ему сферическую форму; затем Он разделил эти сферы на две части, поместив каждую из половинок в тело". Тайна любви заключается в воссоединении этих двух половинок в первоначальной целостной полноте. Идея предсуществования душ, впрочем, подтверждается одним из хадисов Пророка. Ибн Хазм ссылается на него, но предпочитает интерпретировать в смысле воссоединения высших элементов душ, изолированных и разбросанных по мировому пространству. Он говорит о сходстве между их движущими импульсами, вытекающем из их единого предсуществования в горнем мире. Любовь - это взаимное притяжение форм. Подобное ищет свое подобие. Любовь - это духовная связь, взаимопроникновение душ.

Говоря о причине происхождения любви, Ибн Хазм обращается к реминесценциям из диалога Платона "Федр". Эта причина - "внешне (захир) красивая форма, потому что сама душа красива и пламенно желает всего красивого, питая склонность к совершенным образам. Если она видит такой образ, то фиксирует на нем свое внимание. Если же она различает в этом образе следы своей собственной природы, то подчиняется непреодолимому притяжению, а это есть верный знак любви. Но если она не различает в образе что-то общее своей собственной природе, то влечение не идет дальше внешней формы.". Важно провести у Ибн Хазма, бывшего захиритом (т.е. экзотериком, отстаивавшим превосходство буквы, явленного) анализ следующих выражений: "О, жемчужина, скрытая под человеческой формой!", "Я вижу человеческую форму, но когда я размышляю глубже, она кажется мне телом, вышедшим из мира небесных Сфер". Подобные мысли можно встретить у таких эзотериков как Рузбехан из Шираза и Ибн Араби, склонных рассматривать каждое явление как "теофаническую форму". Граница между ними становится чрезвычайно зыбкой; явление становится явленным. И об этом нужно помнить, исследуя захиризм богослова Ибн Хазма.

Первым изданием арабского текста книги Ибн Дауда и первым переводом на английский язык книги Ибн Хазма мы обязаны арабисту А.Р. Нюклю. Изучая интересующий нас вопрос, А.Р. Нюкль отметил поразительное сходство между теорией любви у Ибн Хазма и некоторыми идеями "Веселой науки" Гийома IX Аквитанского, а также главными темами творчества трубадуров вплоть до крестового похода против альбигойцев. Такой сравнительный анализ (в духовном, географическом, типологическом планах) оказал бы большое подспорье, т.к. речь идет не только о формальном и тематическом сходстве, но о чем-то сущностно общем между религией любви, которую исповедовали некоторые суфии и Fedeli d'amore. Нужно, однако, различать позиции суфиев и Ибн Дауда. Для платоника Ибн Дауда, так же как и для Джахиза и неоханбалитского богослова Ибн Кайима путь любви имеет божественную природу и не подвержен проявлению. Для платонизма суфиев, для Рузбехана из Шираза и для Ибн Араби проявление необходимо. Духовность суфиев, следующих этому пути, приобретает совершенно другую модальность, отличную от их предшественников. Одритская любовь - это не просто модель любви к Богу, т.к. к божественному объекту любви можно прийти только через объект человеческий. Эта трансмутация человеческой любви и есть мост, который "один способен помочь устоять в урагане Тавхида".

Книга Ибн Хазма "О характерах и обстоятельствах" (Китаб аль-ахлак ва'ль сийар), переведенная на испанский язык Асином Паласиосом, имеет чрезвычайную ценность для понимания "Ожерелья голубки", т.к. автор в ней вводит техническую терминологию для толкования различных аспектов любви. Кроме того, это произведение является еще и личным дневником. В ней автор без какого-либо предустановленного плана переносит на бумагу свои наблюдения, суждения и размышления о людях и о жизни. Она является также ценным пособием по быту и нравам андалузского общества XI в.

Как правовед, Ибн Хазм раскрывается в книге Китаб аль-Ибталь, частично изданной Гольдциером, где он рассуждает о пяти источниках вынесения судебного решения, признаваемых различными школами: аналогии (кийас), личном мнении (ра'и), согласии (истихсан), подражании (таклид), доказательстве (та'лиль). В другой книге (Китаб аль-мухалла) он сурово критикует принципы шафиитской школы. Эти книги написаны во вполне захиритском духе и предназначены для дискуссии с другими авторами.

Однако наиболее важным трудом богослова Ибн Хазма является его трактат о религиях и философских школах (Китаб аль-фисаль ва'ль нихаль, издан в Каире в 1923 г., переведен на испанский также Асином Паласиосом). Эта объемистая книга является первым сравнительным трактатом по истории религий, написанным как на арабском, так и на других языках. В ней проявился весь гений Учителя из Кордовы и все его обширные знания. В этой книге он, рассматривая различные религии, дает обзор всего спектра различных отношений человеческого духа к присутствию религиозного факта, от скептика, ставящего все под сомнения, до глубоко верующего простеца из народа.

Исходя из этих отношений, он делит людей и доктрины на несколько категорий. Существует категория безбожников, охватывающая скептиков и материалистов. Существует категория верующих, охватывающая тех, кто верит в личное божество и тех, кто верит в божество, имеющее безличный характер, абстрактное, не связанное с человечеством. Первая группа подразделяется на монотеистов и политеистов. Среди первых необходимо различать тех, кто обладает Книгой, открытой Небом пророку и тех, кто не обладает такой Книгой. Те, у кого есть Книга (Ахль аль-Китаб), также подразделяются на две различные группы: на тех, кто верно пронесли через века священный текст, не изменяя его, и тех, кто текст изменили. Критерий религиозной истины для Ибн Хазма состоит в утверждении божественного Единства (тавхид) и в бережном сохранении на протяжении столетий текста Откровения. Религиозный факт, понятый таким образом, основывается на смысле божественного, сакрального и аутентичности этого смысла, зависящей от утверждения божественного Единства, гарантом которого является пророческое Откровение. Для того чтобы это Откровение сохраняло свою непрерывную действенность, необходимо, чтобы оно сохранялось в виде текста из века в век, т.к. этот текст и есть порог с помощью которого правоверный приближается к божественной мистерии. Такова в общих чертах религиозная вселенная Ибн Хазма. В соответствии с ней он обосновывает свою экзотерическую (захири) систему как единственный путь к духовной истине. В дополнение к тому, что было сказано ранее относительно такого захиризма, можно добавить, что Ибн Араби, один из величайших эзотериков (батини) всех времен, также был андалузцем и в юридическом смысле захири.


3. Ибн Бахья (Авемпаций) из Сарагосы

Вместе с Абу Бекром Мухаммедом ибн Яхьей ибн аль-Сайигом Ибн Бахьей (Авен Баджа, Авемпаций латинских схоластов) мы переносимся на север полуострова. Глубиной своего мышления, своим влиянием на Аверроэса и Альберта Великого, этот философ, короткая жизнь которого была наполнена невзгодами, заслуживает особого внимания. Он родился в Сарагосе, в конце XI в. В 1118 г. его родной город был захвачен королем Арагона Альфонсом I. Вот почему в том же году Ибн Бахья переехал в Севилью, где он изучал медицину, затем уехал в Гренаду. Затем он оказался в Марокко, где пользовался большим уважением при дворе в Фесе и даже выполнял некоторое время функции визиря. Однако в 1138 г. завистливые врачи Феса решили с помощью яда избавиться от молодого удачливого конкурента. Один из его друзей и учеников Абу'ль Хасан Али из Гренады написал в предисловии к сборнику трактатов своего учителя, что Ибн Бахья первым перенес на испанскую почву ростки учения философов восточного Ислама. Если вспомнить об Ибн Масарре, то в этом утверждении содержится некоторое преувеличение. К тому же Ибн Бахье предшествовал еврейский мыслитель Соломон ибн Гебироль, труды которого, правда, были проигнорированы исламскими философами.

Ибн Бахье приписываются многочисленные комментарии к трактатам Аристотеля (Физике, Метеорологии, De generatione⁴³, Истории животных). Его основные философские сочинения до нас не дошли, как заметил уже Ибн Туфейль, отдавая дань глубине его духа и оплакивая его несчастную судьбу. Они охватывали различные трактаты по логике, трактат о душе, трактат о совпадении человеческого ума с активным Интеллектом (эта тема затронута в "Прощальном письме", адресованном одному из молодых друзей накануне путешествия, в одной из его глав говорится об истинной цели существования и знания, в латинской версии произведений Аверроэса она цитируется как Epistula expeditionis⁴⁴; наконец трактат, принесший ему известность и озаглавленный "Режим одинокого" (Тадбир аль-мутаваххид). Ибн Бахья был похож на Фараби. Будучи такой же одинокой и созерцательной натурой как этот восточный мыслитель, он чувствовал с ним внутреннее родство, также питал склонность к музыке и сам играл на лютне.

Необходимо отметить также его обширные познания в медицине, математике и астрономии. Заинтересовавшись астрономией, он оказался вовлечен в борьбу против концепций Птолемея. Эта тема уже была затронута выше, когда мы говорили об Ибн аль-Хайтаме. Философам нечего было делать в астрономии, когда небесные Сферы рассматривались лишь в качестве математических фикций, облегчающих геометрам исчисление движения планет. Однако положение менялось, если их начинали рассматривать в качестве небесных тел, твердых или субтильных. Авторство этой идеи принадлежало Аристотелю; она предусматривала существование гомоцентрических Сфер. Центр их кругового движения совпадал с центром мира, что исключало идею эпициклов и эксцентрики. На протяжении всего XII в. наиболее выдающиеся философы исламской Испании Ибн Бахья, Ибн Туфейль, Аверроэс принимали участие в антиптолемеевской борьбе, завершившейся выработкой системы аль-Битроги (Альпетрагиус латинского Запада); вплоть до 16в. она конкурировала с системой Птолемея. Содержание трактата по астрономии, написанного Ибн Бахьей, известно нам благодаря великому еврейскому философу Моисею Маймониду⁴⁵ (ум. в 1204 г.). По существенным причинам, обусловленным законами небесного движения, принятыми в физике перипатетиков, Ибн Бахья отвергает существование эпициклов и предлагает свои собственные гипотезы. Они окажут влияние на Ибн Туфейля, который, по свидетельствам Аверроэса и самого аль-Битроги, также интересовался астрономией.

Фактически, как уже подчеркивалось выше, речь шла об Imago Mundi (Образе Мира), исходящему не из экспериментальных данных, а из априорного восприятия вселенной. Это восприятие, формирующее вместе с другими концепциями философа совокупность его мировоззрения и позволяющее расположить его в "плероме" философов Ислама. Эту мировоззренческую позицию он разъяснил сам, излагая свои взгляды по поводу Газали. Ему кажется, что аль-Газали упростил проблему, утверждая, что созерцание духовного мира, возможное благодаря божественному озарению в одиночестве, доставляло ему глубокое наслаждение. Религиозный мистицизм Газали чужд Ибн Бахье. Созерцание философа направлено на что-то более абстрактное, отрешенное. Можно говорить о том, что благодаря своему влиянию на Аверроэса Ибн Бахья дал испанской философии направление, абсолютно чуждое духу Газали. Согласно испанскому философу, только усилие спекулятивного знания может привести человека к самопознанию и к восприятию активного Интеллекта. Одним из любимых терминов Ибн Бахьи является понятие "одиночки", странника. Это же слово прочно вошло в словарь мистического гнозиса в Исламе. Можно сказать, что речь идет об одном и том же типе духовного человека, однако понимание общей цели и пути ее достижения у различных людей этого типа расходятся. Первый путь в Испании был проложен Ибн Масаррой. По нему пошел Ибн Араби. Второй был проложен Ибн Бахьей. По нему пошел Аверроэс.

С. Мунк дал обстоятельный анализ главному произведению Ибн Бахьи, оригинал которого много позже был найден Асином Паласиосом. К счастью, еврейский философ Моисей из Нарбонны (XIV в.) анализировал эту книгу и обильно цитировал ее в своем комментарии на иврите к Хайй ибн Якзану Ибн Туфейля. Здесь мы можем привести только несколько основных тезисов из этой книги, состоящей из 16 глав разного объема. Ее направляющая идея может быть описана как путеводитель, приводящий духовного человека к соединению с активным Интеллектом.

Вначале автор объясняет смысл заглавия: "Режим одинокого". Режим (тадбир) он понимает как "совокупность действий, осуществляющихся по определенному плану и для определенной цели". Ведь "совокупность действий, без которых невозможна рефлексия, способен осуществлять только уединенный человек. Режим одинокого должен служить образом для политического режима совершенного Государства, образцового Государства". Здесь чувствуется влияние Фараби и близость с Абу'ль Баракатом Багдади. Отметим, что это идеальное Государство не является результатом каких-либо политических действий. Оно может быть образовано только вследствие изменения нравов, и такая реформа будет более грандиозной, чем любая реформа социального характера. Она направлена на то, чтобы реализовать в каждом индивидууме всю полноту человеческого существования (уже реализовавшуюся в случае уединенного духовного подвижника). Такое изменение поможет представить игра слов solitaire (одинокий) - solidaire (солидарный). Одинокие становятся солидарными.

Такие одиночки являются людьми, достигшими соединения с активным Интеллектом и способными сформировать совершенное Государство. Совершенное Государство не испытывает нужды ни во врачах, поскольку жители питаются и поддерживают распорядок, исключающий болезни, ни в судьях, поскольку каждый индивидуум достиг высшей степени совершенства, что исключает появление раздоров. В настоящее время одинокие рассеяны по многим несовершенным государствам, имея врачевателем единого Господа. Их задачей является стать элементами, составляющими совершенный Город. Сами они суть растения, которые нужно культивировать и развивать согласно режиму, предписанному Ибн Бахьей, для того, чтобы они достигли предельного великолепия одинокого. Это слово применимо также к индивидууму, изолировавшемуся от общества, не могущего смириться с его хищническими нравами. Таких людей Ибн Бахья под влиянием Фараби и суфиев называет странниками (гариб), чуждыми своим семьям и своему обществу, гражданами идеальных республик, созданных дерзновенными помыслами их духа. Странник (гариб)! Это слово пришло из древнего Гнозиса. Оно рассеяно по хадисам шиитских Имамов, является лейтмотивом "Рассказа о западном изгнании" Сухраварди и подтверждает, что философия Ислама неотделима от Гнозиса.

Для того чтобы определить основания режима этих одиноких, необходимо сначала классифицировать человеческие действия в зависимости в зависимости от форм, которые их вызывают и соответственно определить цели этих действий в зависимости от форм, на которые они направлены. Здесь Ибн Бахья с необычайной спекулятивной мощью развивает теорию духовных форм, которую мы можем изложить здесь лишь вкратце. Если говорить совсем коротко, то он проводит различие между умопостигаемыми формами, отвлеченными от материи и умопостигаемыми формами, которые, будучи сущностно отдельными от материи, тем не менее, не могут восприниматься отдельно от нее. Режим одинокого предписывает воспринимать первые в состоянии и при условиях, воспроизводящих состояние и условия вторых.

Формы, абстрагированные от материи, испанский философ называет умопостигаемыми гюлическими (материальными, ма'кулат хайуланийа). Возможный (или гюлический) интеллект человека обладает ими лишь в потенции. Активный Интеллект переводит их в действительность. Становясь действительными, они постигаются в своей универсальности, т.е. в универсальном отношении, в котором находится их сущность с материальными индивидуумами, несущими на себе ее отпечаток. Однако конечная цель одинокого не имеет никакого отношения к материи (гюле). По этой причине нужно, чтобы это универсальное отношение, в конце концов, исчезло, и чтобы одиночка воспринял формы сами по себе не имманентными материи и не абстрагированными от нее. Его интеллект будет воспринимать в некотором роде идеи идей, сущности сущностей, а значит и подлинную сущность человека, благодаря которой человек обладает самосознанием. Таким образом, формы, ставшие умопостигаемыми в действительности, являются также действующим интеллектом, который Ибн Бахья называет достигнутым интеллектом, эманацией активного Интеллекта. Эти формы не имеют отношения к материи (гюле), потому что действующий интеллект является субстратом активного Интеллекта.

Другими словами, в тот момент, когда формы, умопостигаемые в потенции, абстрагированы от материи и уже стали объектами мышления, их бытие становится бытием нематериальных форм. Будучи умопостигаемыми в акте, они становятся достигнутым интеллектом, который в свою очередь является формой активного Интеллекта. Понятно также, каким образом, становясь действительно умопостигаемыми, формы существ являются высшим пределом своих существ. И вслед за Фараби можно признать, что мыслимые вещи, став умопостигаемыми в действительности, т.е. действующим интеллектом, в сою очередь сами начинают мыслить.

Перед нами проясняется цель одинокого. Эта цель - произвести операцию, которая не состоит в том, чтобы абстрагировать формы от субстрата, т.е. от материи (гюле). "Когда интеллект действует по отношении ко всем действительным интеллигибельным вещам, он мыслит самого себя, но мыслится самим собой не в абстрактной форме" (т.е. не абстрагируя форму от материи. Ср. эту теорию с доктриной "присутственного знания" у Ишракийун).

Остается сделать последний шаг. "Есть существа, являющиеся чистыми формами без материи, формами, никогда не бывшими в материи." Эти существа или сущности, о которых идет речь, не подвержены становлению, но являются чисто умопостигаемыми объектами, не абстрагированными от материи, таковыми, какими они были до того, как их помыслил интеллект. Интеллект, находясь в действии, находит их также действующими и отдельными от всякой материи; он мыслит их такими, какими они существуют в себе, т.е. умопостигаемыми и нематериальными; их существование не подвержено никаким изменениям. Таким образом, нужно заключить: так же как достигнутый интеллект является формой действующего интеллекта, так же и умопостигаемые формы становятся формами для достигнутого интеллекта. Последний становится для них субстратом (материей). По отношению же к действующему интеллекту он выступает как форма по отношению к субстрату (материи).

Теперь каждая из форм, являющаяся в данный конкретный момент имманентной своей материи существует в активном Интеллекте и для него как уникальная, отдельная, нематериальная Форма. Вот почему человек является сущностью, наиболее близкой к активному Интеллекту, а достигнутый интеллект в свою очередь способен сам по себе помыслить самого себя действием, аналогичным акту действующего интеллекта. Отсюда вытекает "настоящая концепция умопостижения, т.е. перцепции объекта, который по своей сущности есть действующий интеллект, не нуждающийся сейчас и не нуждавшийся ранее в чем-либо для выхода из потенциального состояния". Это одновременно определение отдельного от внешнего мира активного Интеллекта (Акль фа'аль) и предел всякого движения мысли.

Это короткое резюме поможет прочувствовать всю глубину мышления Ибн Бахьи. Если вспомнить то, что было сказано об активном Интеллекте как о Духе Святом в пророческой философии, в авиценнизме и у Сухраварди, можно сказать, что Ибн Бахья с восхитительной строгостью дал своего рода феноменологию Духа в Исламе. Рассматриваемое произведение осталось незаконченным; оно обрывается на 16-ой главе. Аверроэс не без причины находил ее темной, и мы не знаем, написал ли Ибн Бахья завершающую часть или нет.


примечания:

   ⁴²   Омейяды (потомки Муавийи) правили в Арабском халифате в 661-750 гг. После воцарения Аббасидов (см. выше) один из выживших омейядских принцев Абдуррахман I воспользовался смутами в Испании, где соперничали между собой берберы и различные арабские племена, и предложил себя в государи. Получив благоприятный ответ, в конце 755 г. он высадился в Андалузии. В следующем 756 г. ему подчинилась большая часть мусульманской Испании; нашествие аббасидских войск ему удалось успешно отразить. Его преемники держались в Испании до 1031 г. Омейядская Испания в IX-X вв. считалась наиболее культурной страной Европы. По численности населения ее столица Кордова уступала лишь Константинополю. В университет этого города приезжали учиться даже католические студенты-теологи. В начале XI в. мусульманская Испания сделалась ареной борьбы партий и авантюристов. Возник ряд мелких династий, известных под названием мулюк ат-таваиф (удельных правителей).

   ⁴³   о зарождении (лат.)

   ⁴⁴   Письмо из поездки (лат.)

   ⁴⁵   Моисей Маймонид (Моше бен Маймон) или сокращенно на иврите Рамбам (Рабби Моше бен Маймон) (1135-1204 гг.) - еврйский мыслитель, лейб-медик египетского султана Саладина (см. выше). Философ и теолог, один из наиболее авторитетных раввинов Средневековья. Основные философские сочинения: "Наставление заблудших" (Морэ невухим), написано около 1190 г. на арабском языке, потом переведено на иврит, "Книга заповедей". Осуществил толкование преданий Талмуда, опираясь на методологию Аристотеля, и тем самым, рационализировав их. Автор первого систематизированного кодекса еврейского права "Мишнэ Тора", позволившего избегать утомительных поисков соответствующих тезисов в Талмуде. Автор символа веры иудаизма, выраженного в 13 пунктах, адаптированный текст которого помещен во многих еврейских молитвенниках. 12-й пункт тезисов гласит: "Я всем сердцем верую в приход Машиаха и даже если он задерживается, я все равно буду ждать его". Аргументы Маймонида оказали большое влияние на формирование мышления Спинозы и Фомы Аквинского.

4. Ибн аль-Сид из Бадахоса

Этот философ был современником Ибн Бахьи. Его творчество было открыто стараниями Асина Паласиоса, ведь долгое время из-за ошибки биографов его считали грамматиком и филологом. Его жизнь пришлась на критический переходный период между правлением мелких локальных династий и альморавидским завоеванием. Он родился в 1052 г. в Бадахосе (в Эстремадуре, отсюда происходит его прозвище аль-Батальюси, т.е. из Бадахоса). Из-за жизненных обстоятельств он был вынужден искать убежища в Валенсии, затем в Альбаррасине, где он выполнял обязанности секретаря при небольшом дворе эмира Абд аль-Малика ибн Разина (1102 г.), наконец в Толедо, где он прожил долгие годы. Некоторое время он провел в Сарагосе, где вел с Ибн Бахьей полемику по вопросам грамматики и диалектики, изложенную им в "Книге вопросов" (Китаб аль-Маса'ил). Однако, как и Ибн Бахья, он вынужден был бежать в 1118 г. после взятия города христианами. Он умер в 1127 г., посвятив последние годы редакции своих произведений и наставлению учеников.

Из одиннадцати произведений, упомянутых Асином, речь здесь пойдет о последнем, "Книге кругов", выдвинувшей этого автора в ряд философов первой величины. Долгое время книга была известна только среди еврейских философов, т.к. уже знаменитый Моисей ибн Тиббон (1240-1283 гг.) перевел эту книгу на иврит. Такой шаг свидетельствует об уважении, которым пользовалось в Испании творчество Ибн аль-Сида. Можно сказать, что оно прекрасно отражает состояние знаний и философские проблемы, актуальные для мусульманской Испании в эпоху, когда Ибн Бахья писал свои произведения задолго до Ибн Туфейля и Аверроэса. Уже в своей "Книге вопросов" Ибн аль-Сид занял позицию, типичную для времени, когда религия и философия столкнулись лицом к лицу при том, что и философы и богословы фактически порвали с эзотеризмом (например, Альмерийской школы). Для этого философа религия и философия не отличаются ни в объектах своего применения, ни в своих конечных выводах. Они ищут одну и ту же истину и учат одной и той же истине различными методами, обращаясь к различным склонностям человека.

Эту философию Ибн аль-Сид изложил в "Книге кругов". Это, конечно, философия эманационизма, но в отличие от авиценнизма она не довольствуется воспроизведением иерархии плотиновских ипостасей или первопринципов; она систематизирует их, опираясь на математические доводы, что придает системе, как заметил уже Асин, неопифагорейский привкус. Числа - это символы космоса; ритм жизни вещей имеет свое основание в декаде, сущности всякого числа; Единое проницает все существа, оно есть истинная сущность и конечная цель. Несомненно, что на автора оказали влияние некоторые идеи Ихван ас-Сафа, труды которых имели хождение на земле Андалузии на протяжении веков. Кажется также, что Ибн аль-Сида с его диаграммами вдохновляли те же идеи, что и исмаилитов.

Три круга символизируют три уровня Эманации: 1) Десятерица Интеллектов или чистых Форм без материи, десятый из которых является активным Интеллектом. 2) десятерица Душ, девять из которых относятся к небесным Сферам плюс мировая Душа, прямая эманация активного Интеллекта. 3) десятерица материальных сущностей (форма, телесная материя, четыре элемента, три природных царства, Человек). В каждом из кругов десятое место занимают соответственно активный Интеллект, мировая Душа, Человек. Заглавие первой главы книги звучит так: "Объяснение тезиса философов, объявивших о том, что порядок, в котором сущности происходят из Первопричины, напоминает идеальный круг (да'ира вахмийа), в котором точка возврата к Принципу совпадает с формой Человека".


5. Ибн Туфейль из Кадиса

Этот философ уже был упомянут выше, когда речь шла о борьбе перипатетиков против астрономии Птолемея; Аверроэс и аль-Битроги признавали его компетентность. Абу Бекр Мухаммед ибн Абд аль-Малик Ибн Туфейль родился в Кадисе (Вади-Аш) в провинции Гренада в первые годы XII в. Как и его коллеги по философскому цеху он был ученым-энциклопедистом, врачом, математиком и астрономом, философом и поэтом. Он выполнял функции секретаря при наместнике Гренады, затем переехал в Марокко, где был близким другом, визирем и врачом второго государя из династии Альморавидов⁴⁶ Абу Якуба Юсуфа (1163-1184 гг.). Другие детали его частной жизни неизвестны. Упоминалось о том, что он доверил своему другу Аверроэсу предпринять по заданию государя анализ произведений Аристотеля. Сам Аверроэс оставил рассказ о своей первой встрече с государем. Ибн Туфейль умер в Марокко в 1185 г.

Латинские схоласты, для которых имя Абу Бекр трансформировалось в Абубацер, знали его лишь по критике Аверроэса ("О душе", V), приписывавшего Ибн Туфейлю отождествление возможного интеллекта человека с воображением. Ибн Туфейль был убежден, что воображение, надлежащим образом натренированное, способно воспринимать умопостигаемые образы без подключения какого-либо иного интеллекта. Остается лишь сожалеть об исчезновении произведения, которое позволило бы нам лучше понять интенции его "философского романа", а также сравнить его доктрину с теорией воображения, которая была с исчерпывающей полнотой разработана мыслителями восточного Ислама.

Однако своей известностью Ибн Туфейль обязан прежде всего философскому роману, озаглавленному Хайй ибн Якзан, который остался неизвестен схоластам Запада. Произведение было переведено на многие языки (на еврейский Моисеем из Нарбонны в XIV в.; на латынь Э. Пококом в XVII в.). Как уже констатировалось, вся спекулятивная жизнь наших философов была подчинена духовной сущности, известной под названием "активный Интеллект", десятый Ангел духовной иерархии, Святой Дух пророческой философии. Однако эта теория была для них настолько всепоглощающей и живой, живой скорее в их сверхсознании (сирр), чем в подсознании, что развилась в драматургию, персонажами которой были собственные символы личного сознания философа на пути, ведущему к этому Интеллекту. Это справедливо по отношению к Авиценне и Сухраварди. Ведь Ибн Туфейль был современником Сухраварди, а их философские размышления отмечены удивительными параллелями. С одной стороны, Сухраварди был вдохновлен символическими рассказами Авиценны на выработку "рассветной философии", которую, по его мнению, не смог сформулировать учитель. С другой стороны, Ибн Туфейль в прологе к своему философскому роману ссылается на "восточную философию" и на рассказы Авиценны, т.к. знает, что первую нужно искать во вторых. Оба философа (Сухраварди и Ибн Туфейль) развивают одну и ту же тему, каждый согласно зову своего собственного гению.

Ибн Туфейль обязан Авиценне именами своих персонажей, dramatis personae. Прежде всего нужно упомянуть об авиценновском рассказе Хайй ибн Якзан ("Живой, сын Бодрствующего"). На этот счет имелась гипотеза, быстро потерпевшая крах. Введенные в заблуждение ошибкой Ибн Халдуна, некоторые исследователи настаивали на том, что был третий роман под тем же названием, также принадлежавший Авиценне и послуживший образцом для Ибн Туфейля. Нет. Иранская традиция, восходящая к окружению самого Авиценны, опровергает такую версию. Авиценновский рассказ существовал в таком виде, в каком мы его знаем, и именно на него ссылается Ибн Туфейль. Только у Ибн Туфейля Хайй ибн Якзан олицетворяет не активный Интеллект, но одинокого (подобно одинокому Ибн Бахьи), идея которого развита до своего логического предела.

Имена двух других персонажей заимствованы из рассказа Авиценны "О Саламане и Абсаль". Известен герметический рассказ под тем же названием, переведенный с древнегреческого языка, он был переработан поэтом Джами (ум. в 1492 г.) в большую эпопею на персидском языке. С другой стороны, имеются упоминания об авиценновском рассказе, который мы знаем лишь по цитатам и краткой версии, данной Насираддином Туси (ум. в 1274 г.). Мы также знаем, что согласно собственным словам Авиценны, "Саламан олицетворяет тебя самого, в то время как Абсаль олицетворяет ступень, достигнутую тобой в мистическом гнозисе". Или, согласно Насиру Туси, это два лика души: Саламан - это практический интеллект, Абсаль - это интеллект созерцательный. Этот смысл рассказа отражен и у Ибн Туфейля.